Голубая змейка
Росли в нашем заводе два парнишечка, по близкому соседству: Ланко Пужанко да Лейко Шапочка.
Кто и за что им такие прозвания придумал, это сказать не умею. Меж
собой эти ребята дружно жили. Под стать подобрались. Умишком вровень,
силенкой вровень, ростом и годами тоже. И в житье большой различки не
было. У Ланка отец рудобоем был, у Лейка на золотых песках горевал, а
матери, известно, по хозяйству мытарились. Ребятам нечем было друг
перед дружкой погордиться.
Одно у них не сходилось. Ланко свое прозвище за обиду считал, а
Лейку лестно казалось, что его этак ласково зовут - Шапочка. Не раз у
матери припрашивал
- Ты бы, мамонька, сшила мне новую шапку! Слышишь, - люди меня Шапочкой зовут, а у меня тятин малахай, да и тот старый.
Дружбе ребячьей это не мешало. Лейко первый в драку лез, коли кто обзовет Ланка Пужанком.
- Какой он тебе Пужанко? Кого испугался
Так вот и росли парнишечки рядком да ладком. Рассорки, понятно, случались, да ненадолго. Промигаться не успеют, опять вместе
И то у ребят вровень пришлось, что оба последними в семьях росли.
Повольготнее таким-то. С малыми не водиться. От снегу до снегу домой
только поесть да поспать прибегут
Мало ли в ту пору у ребят всякого дела: в бабки поиграть, в городки,
шариком, порыбачить тоже, покупаться, за ягодами, за грибами сбегать,
все горочки облазить, пенечки на одной ноге обскакать. Утянутся из дома
с утра - ищи их! Только этих ребят не больно искали. Как вечером
прибегут домой, так на них поварчивали:
- Пришел наше шатало! Корми-ко его!
Зимой по-другому приходилось. Зима, известно, всякому зверю хвост
подожмет и людей не обойдет. Ланка с Лейком зима по избам загоняла.
Одежонка, видишь, слабая, обувка жиденькая, - недалеко в них ускочишь.
Только и хватало тепла из избы в избу перебежать.
Чтоб большим под руку не подвертываться, забьются оба на полати да
там и посиживают Двоим-то все-таки веселее. Когда и поиграют, когда про
лето вспоминают, когда просто слушают, о чем большие говорят.
Вот раз сидя.т этак-то, а к Лейковой сестре Марьюшке подружки
набежали. Время к Новому году подвигалось, а по девичьему обряду в ту
пору про женихов ворожат. Девчонки и затеяли такую ворожбу. Ребятам
любопытно поглядеть, да разве подступишься. Близко не пускают, а
Марьюшка по-свойски еще подзатыльников надавала.
- Уходи на свое место!
Она, видишь, эта Марьюшка, из сердитеньких была. Который год в
невестах, а женихов не было. Девушка будто и вовсе хорошая, да маленько
косоротенька. Изъян вроде и невелик, а парни все же браковали ее из-за
этого. Ну, она и сердилась.
Забились ребята на полати, пыхтят да помалкивают, а девчонкам
весело. Золу сеют, муку по столешнице раскатывают, угли перекидывают, в
воде брызгаются. Перемазались все, с визгом хохочут одна над другой,
только Марьюшке невесело. Она, видно, изверилась во всякой ворожбе,
говорит: - Пустяк это. Одна забава.
Одна подружка на это и скажи:
- По-доброму-то ворожить боязно.
- А как? - спрашивает Марьюшка.
Подружка и рассказала:
- От бабушки слыхала, - самое правильное гадание будет такое. Надо
вечером, как все уснут, свой гребешок на ниточке повесить на поветях, а
на другой день, когда еще никто не пробудится, снять этот гребешок, -
тут все и увидишь.
Все любопытствуют - как? А девчонка объясняет:
- Коли в гребешке волос окажется - в тот год замуж выйдешь. Не
окажется волоса - нет твоей судьбы. И про то догадаться можно, какой
волосом муж будет.
Ланко с Лейком приметили этот разговор и то смекнули, что Марьюшка
непременно так ворожить станет. А оба в обиде на нее за
подзатыльники-то. Ребята и сговорились:
- Подожди! Мы тебе припомним!
Ланко в тот вечер домой ночевать не пошел, у Лейка на полатях
остался. Лежат, будто похрапывают, а сами друг дружку кулачонками в
бока подтыкают: гляди, не усни!
Как большие все уснули, ребята слышат - Марьюшка в сенки вышла.
Ребята за ней и углядели, как она на повети залезала и в котором месте
там возилась. Углядели и поскорее в избу. За ними следом Марьюшка
прибежала. Дрожит, зубами чакает. То ли ей холодно, то ли боязно. Потом
легла, поежилась маленько и, слышно стало, - уснула. Ребятам того и
надо. Слезли с полатей, оделись, как пришлось, и тихонько вышли из
избы. Что делать, об этом они уж сговорились.
У Лейка, видишь, мерин был, не то чалый, не то бурый, звали его
Голубко. Ребята и придумали этого мерина Марьюшкиным гребешком
вычесать. На поветях-то ночью боязно, только ребята один перед другим
храбрятся. Нашли на поветях гребешок, начесали с Голубка шерсти и
гребешок на место повесили. После этого в избу пробрались и
крепко-накрепко заснули. Пробудились позднехонько. Из больших в избе
одна Лейкова мать была - у печки топталась.
Пока ребята спали, тут вот что случилось. Марьюшка утром поднялась
раньше всех и достала свой гребешок. Видит - волосу много. Обрадовалась
- жених кудрявый будет. Побежала к подружкам похвастаться. Те глядят -
что-то не вовсе ладно. Дивятся, какой волос-то чудной. Ни у одного
знакомого парня такого не видывали. Потом одна разглядела в гребешке
силышко от конского хвоста. Подружки и давай хохотать над Марьюшкой.
- У тебя, - говорят, - женихом-то Голубко оказался.
Марьюшке это за большую обиду, она разругалась с подружками, а те, знай, хохочут. Кличку ей объявили: Голубкова невеста.
Прибежала Марьюшка домой, жалуется матери - вот какое горе
приключилось, а ребята помнят вчерашние подзатыльники и с полатей
поддразнивают:
- Голубкова невеста, Голубкова невеста! Марьюшка тут вовсе разревелась, а мать смекнула, чьих это рук дело, закричала на ребят:
- Что вы, бесстыдники, наделали! Без того у нас девку женихи обходят, а вы ее на смех поставили.
Ребята поняли - вовсе не ладно вышло, давай перекоряться:
- Это ты придумал!
- Нет, ты!
Марьюшка из этих перекоров тоже поняла, что ребята ей такую штуку подстроили, кричит им:
- Чтоб вам самим голубая змейка привиделась!
Тут опять на Марьюшку мать напустилась:
- Замолчи, дура! Разве можно такое говорить? На весь дом беду накличешь!
Марьюшка в ответ на это свое говорит:
- Мне что до этого! Не глядела бы на белый свет!
Хлопнула дверью, выбежала в ограду и давай там снеговой лопатой
Голубка гонять, будто он в чем провинился. Мать вышла, сперва
пристрожила девку, потом в избу увела, уговаривать стала. Ребята видят
- не до них тут, утянулись к Ланку. Забились там на полати и посиживают
смирнехонько. Жалко им Марьюшку, а чем теперь поможешь? И голубая
змейка в головенках застряла. Шепотом спрашивают один у другого:
- Лейко, ты не слыхал про голубую змейку?
- Нет, а ты?
- Тоже не слыхивал.
Шептали, шептали, решили у больших спросить, когда дело маленько
призамнется. Так и сделали. Как Марьюшкина обида позабылась, ребята и
давай разузнавать про голубую змейку. Кого ни спросят, те отмахиваются
- не знаю, да еще грозятся:
- Возьму вот прут да отвожу обоих! Забудете о таком спрашивать!
Ребятам от этого еще любопытнее стало: что за змейка такая, про которую и спрашивать нельзя?
Нашли-таки случай. По праздничному делу у Ланка отец пришел домой
порядком выпивши и сел у избушки на завалинке. А ребята знали, что он в
такое время поговорить больно охоч. Ланко и подкатился:
- Тятя, ты видал голубую змейку?
Отец, хотя сильно выпивши был, даже отшатнулся, потрезвел и заклятье сделал:
- Чур, чур, чур! Не слушай, наша избушка-хороминка! Не тут слово сказано!
Пристрожил ребят, чтоб напредки такого не говорили, а сам все-таки
выпивши, поговорить-то ему охота. Посидел так, помолчал, потом и
говорит:
- Пойдемте на бережок. Там свободнее про всякое сказывать.
Пришли на бережок, закурил Ланков отец трубку, оглянулся на все стороны и говорит:
- Так и быть, скажу вам, а то еще беды наделаете своими разговорами. Вот слушайте!
Есть в наших краях маленькая голубенькая змейка. Ростом не больше
четверти, и до того легонькая, будто в ней вовсе никакого весу нет. По
траве идет, так ни одна былинка не погнется. Змейка эта не ползает, как
другие, а свернется колечком, головенку выставит, а хвостиком упирается
и подскакивает, да так бойко, что не догонишь ее. Когда она этак-то
бежит, вправо от нее золотая струя сыплется, а влево черная-пречерная.
Одному увидеть голубую змейку прямое счастье: наверняка верховое
золото окажется, где золотая струя прошла. И много его. Поверху
большими кусками лежит. Только оно тоже с подводом. Если лишку
захватишь да хоть капельку сбросишь, все в простой камень повернется.
Второй раз тоже не придешь, потому место сразу забудешь.
Ну, а когда змейка двоим-троим либо целой артелке покажется, тогда
вовсе черная беда. Все перессорятся и такими ненавистниками друг дружке
станут, что до смертоубийства дело дойдет. У меня отец на каторгу ушел
из-за этой голубой змейки. Сидели как-то артелью и разговаривали, а она
и покажись. Тут у них и пошла неразбериха. Двоих насмерть в драке
убили, остальных пятерых на каторгу угнали. И золота никакого не
оказалось. Потому вот про голубую змейку и не говорят: боятся, как бы
она не показалась при двоих либо троих. А показаться она везде может: в
лесу и в поле, в избе и на улице. Да еще сказывают, будто голубая
змейка иной раз человеком прикидывается, только узнать ее все-таки
можно. Как идет, так даже на самом мелком песке следов не оставляет.
Трава и та под ней не гнется. Это первая примета, а вторая такая: из
правого рукава золотая струя бежит, из левого - черная пыль сыплется.
Наговорил этак-то Ланков отец и наказывает ребятам:
- Смотрите, никому об этом не говорите и вдвоем про голубую змейку
вовсе даже не поминайте. Когда в одиночку случится быть и кругом людей
не видно, тогда хоть криком кричи.
- А как ее звать? - спрашивают ребята.
- Этого, - отвечает, - не знаю. А если бы знал, тоже бы не сказал, потому опасное это дело.
На том разговор и кончился. Ланков отец еще раз настрого наказал
ребятам помалкивать и вдвоем про голубую змейку даже не поминать.
Ребята сперва сторожились, один другому напоминал:
- Ты гляди, про эту штуку не говори и не думай, как со мной вместе. В одиночку надо.
Только как быть, когда Лейко с Ланком всегда вместе и голубая змейка
ни у того, ни у другого с ума не идет? Время к теплу подвинулось.
Ручейки побежали. Первая весенняя забава около живой воды повозиться:
лодочки пускать, запруды строить, меленки водой крутить. Улица, по
которой ребята жили, крутиком к пруду спускалась. Весенние ручейки тут
скоро сбежали, а ребята в эту игру не наигрались. Что делать? Они взяли
по лопатке да и побежали за завод. Там, дескать, из лесу еще долго
ручейки бежать будут, на любом поиграть можно. Так оно и было. Выбрали
ребята подходящее место и давай запруду делать, да поспорили, кто лучше
умеет. Решили на деле проверить: каждому в одиночку плотинку сделать.
Вот и разошлись по ручью-то. Лейко пониже, Ланко повыше шагов, поди, на
полсотни. Сперва перекликались:
- У меня, смотри-ко!
- А у меня! Хоть завод строй!
Ну, все-таки работа. Оба крепко занялись, помалкивают, стараются,
как лучше сделать. У Лейка привычка была что-нибудь припевать за
работой. Он и подбирает разные слова, чтобы всклад вышло:
Эй-ка, эй-ка,
Голубая змейка!
Объявись, покажись!
Колеском покрутись!
Только пропел, видит - на него с горки голубенькое колеско катится.
До того легонькое, что сухие былинки и те под ним не сгибаются. Как
ближе подкатилось, Лейко разглядел: это змейка колечком свернулась,
головенку вперед уставила да на хвостике и подскакивает. От змейки в
одну сторону золотые искры летят, в другую черные струйки брызжут.
Глядит на это Лейко, а Ланко ему кричит:
- Лейко, гляди-ко, вон она - голубая змейка! Оказалось, что Ланко
это же самое видел, только змейка к нему из-под горки поднималась. Как
Ланко закричал, так голубая змейка и потерялась куда-то. Сбежались
ребята, рассказывают друг другу, хвалятся:
- Я и глазки разглядел!
- А я хвостик видел. Она им упрется и подскочит.
- Думаешь, я не видел? Из колечка-то чуть высунулся.
Лейко, как он все-таки поживее был, подбежал к своему прудику за лопаткой.
- Сейчас, - кричит, - золота добудем! Прибежал с лопаткой и только
хотел ковырнуть землю с той стороны, где золотая струя прошла, Ланко на
него налетел:
- Что ты делаешь! Загубишь себя! Тут, поди-ко черная беда рассыпана!
Подбежал к Лейку и давай его отталкивать. Тот свое кричит,
упирается. Ну, и раздрались ребята. Ланку с горки сподручнее, он и
оттолкал Лейка подальше, а сам кричит:
- Не допущу в том месте рыться! Себя загубишь. Надо с другой стороны.
Тут опять Лейко набросился:
- Никогда этого не будет! Загинешь там. Сам видел, как в ту сторону черная пыль сыпалась.
Так вот и дрались. Один другого остерегает, а сами тумаки дают. До
реву дрались. Потом разбираться стали, да и поняли, в чем штука: видели
змейку с разных сторон, потому правая с левой и не сходятся. Подивились
ребята.
- Как она нам головы закружила! Обоим навстречу показалась.
Насмеялась над нами, до драки довела, а к месту и не подступишься. В
другой раз, не прогневайся, не позовем. Умеем, а не позовем!
Решили так, а сами только о том и думают, чтобы еще раз поглядеть на
голубую змейку. У каждого на уме и то было: не попытать ли в одиночку.
Ну, боязно, да и перед дружком как-то нескладно. Недели две, а то и
больше все-таки о голубой змейке не разговаривали. Лейко начал:
- А что, если нам еще раз голубую змейку позвать? Только чтоб с одной стороны глядеть. Ланко добавил:
- И чтоб не драться, а сперва разобрать, нет ли тут обмана какого!
Сговорились так, захватили из дома по кусочку хлеба да по лопатке и
пошли на старое место. Весна в том году дружная стояла. Прошлогоднюю
ветошь всю зеленой травой закрыло. Весенние ручейки давно пересохли.
Цветов много появилось. Пришли ребята к старым своим запрудам,
остановились у Лейкиной и начали припевать:
Эй-ка, эй-ка,
Голубая змейка!
Объявись, покажись!
Колеском покрутись!
Стоят, конечно, плечо в плечо, как уговорились. Оба босиком по
теплому времени. Не успели кончить припевку, от Ланковой запруды
показалась голубая змейка. По молодой-то траве скоренько поскакивает.
Направо от нее густое облачко золотой искры, налево - такое же густое -
черной пыли. Катит змейка прямо на ребят. Они уже разбегаться хотели,
да Лейко смекнул, ухватил Ланка за пояс, поставил перед собой и шепчет:
- Негоже на черной стороне оставаться! Змейка все же их перехитрила,
- меж ног у ребят прокатила. У каждого одна штанина золоченой
оказалась, другая как дегтем вымазана. Ребята этого не заметили,
смотрят, что дальше будет. Голубая змейка докатила до большого пня и
тут куда-то подевалась. Подбежали, видят: пень с одной стороны золотой
стал, а с другой черным-чернехонек и тоже твердый как камень. Около пня
дорожка из камней: направо желтые, налево черные.
Ребята, конечно, не знали вескости золотых камней. Ланко сгоряча
ухватил один и чует - ой, тяжело, не донести такой, а бросить боится.
Помнит, что отец говорил: сбросишь хоть капельку, все в простой камень
перекинется. Он и кричит Лейку:
- Поменьше выбирай, поменьше! Этот тяжелый! Лейко послушался, взял
поменьше, а он тоже тяжелым показался. Тут он понял, что у Ланка камень
вовсе не под силу, и говорит:
- Брось, а то надорвешься!
Ланко отвечает:
- Если брошу, все в простой камень обернется.
- Брось, говорю! - кричит Лейко, а Ланко упирается: нельзя.
Ну, опять дракой кончилось. Подрались, наревелись, подошли еще раз
посмотреть на пенек да на каменную дорожку, а ничего не оказалось. Пень
как пень, а никаких камней, ни золотых, ни простых, вовсе нет. Ребята и
судят:
- Обман один эта змейка. Никогда больше думать о ней не будем.
Пришли домой, там им за штаны попало. Матери отмутузили того и другого, а сами дивятся:
- Как-то им пособит и вымазаться на один лад! Одна штанина в глине, другая - в дегтю! Ухитриться тоже надо!
Ребята после этого вовсе на голубею змейку сердились:
- Не будем о ней говорить!
И слово свое твердо держали! Ни разу с той поры у них и разговору о
голубой змейке не было. Даже в то место, где ее видели, ходить
перестали.
Раз ребята ходили за ягодами. Набрали по полной корзиночке, вышли на
покосное место и сели тут отдохнуть. Сидят в густой траве,
разговаривают, у кого больше набрано да у кого ягода крупнее. Ни тот,
ни другой о голубой змейке и не подумал. Только видят - прямо к ним
через покосную лужайку идет женщина. Ребята сперва этого в примету не
взяли. Мало ли женщин в лесу в эту пору: кто за ягодами, кто по
покосным делам. Одно показалось им непривычным: идет, как плывет,
совсем легко. Поближе подходить стала, ребята разглядели - ни один
цветок, ни одна травинка под ней не согнутся. И то углядели, что с
правой стороны от нее золотое облачко колышется, а с левой - черное.
Ребята и уговорились:
- Отвернемся. Не будем смотреть! А то опять до драки доведет.
Так и сделали. Повернулись спинами к женщине, сидят и глаза
зажмурили. Вдруг их подняло. Открыли глаза, видят - сидят на том же
месте, только примятая трава поднялась, а кругом два широких обруча,
один золотой, другой чернокаменный. Видно, женщина обошла их кругом да
из рукавов и насыпала. Ребята кинулись бежать, да золотой обруч не
пускает: как перешагивать - он поднимется, и поднырнуть тоже не дает.
Женщина смеется:
-Из моих кругов никто не выйдет, если сама не уберу.
Тут Лейко с Ланком взмолились:
- Тетенька, мы тебя не звали.
- А я, - отвечает, - сама пришла поглядеть на охотников добыть золото без работы.
Ребята просят:
- Отпусти, тетенька, мы больше не будем. И без того два раза подрались из-за тебя!
- Не всякая, - говорит, - драка человеку в покор, за иную и
наградить можно. Вы по-хорошему дрались. Не из-за корысти либо
жадности, а друг дружку охраняли. Недаром золотым обручем от черной
беды вас отгородила. Хочу еще испытать.
Насыпала из правого рукава золотого песку, из левого черной пыли,
смешала на ладони, и стала у нее плитка черно-золотого камня. Женщина
эту плитку прочертила ногтем, и она распалась на две ровнешенькие
половинки. Женщина подала половинки ребятам и говорит:
- Коли который хорошее другому задумает, у того плиточка золотой станет, коли пустяк - выйдет бросовый камешок.
У ребят давно на совести лежало, что они Марьюшку сильно обидели.
Она хоть с той поры ничего им не говаривала, а ребята видели: стала она
вовсе невеселая. Теперь ребята про это и вспомнили, и каждый пожелал:
- Хоть бы поскорее прозвище Голубкова невеста забылось и вышла бы Марьюшка замуж!
Пожелали так, и плиточки у обоих стали золотые. Женщина улыбнулась:
- Хорошо подумали. Вот вам за это награда.
И подает им по маленькому кожаному кошельку с ременной завязкой.
- Тут, - говорит, - золотой песок. Если большие станут спрашивать,
где взяли, скажите прямо: "Голубая змейка дала, да больше ходить за
этим не велела". Не посмеют дальше разузнавать.
Поставила женщина обручи на ребро, облокотилась на золотой правой
рукой, на черный - левой и покатила по покосной лужайке. Ребята глядят
- не женщина это, а голубая змейка, и обручи в пыль перешли. Правый - в
золотую, левый - в черную.
Постояли ребята, запрятали свои золотые плиточки да кошелечки по карманам и пошли домой. Только Ланко промолвил:
- Не жирно все-таки отвалила нам золотого песку.
Лейко на это и говорит:
- Столько, видно, заслужили.
Дорогой Лейко чует - сильно потяжелело у него в кармане. Еле вытащил свой кошелек,- до того он вырос. Спрашивает у Ланка:
- У тебя тоже кошелек вырос?
- Нет, - отвечает, - такой же, как был.
Лейку неловко показалось перед дружком, что песку у них не поровну, он и говорит:
- Давай отсыплю тебе.
- Ну что ж, - отвечает, - отсыпь, если не жалко. Сели ребята близ
дороги, развязали свои кошельки, хотели выровнять, да не вышло. Возьмет
Лейко из своего кошелька горсточку золотого песка, а он в черную пыль
перекинется. Ланко тогда и говорит:
- Может, все-то опять обман.
Взял шепотку из своего кошелька. Песок как песок, настоящий золотой.
Высыпал щепотку Лейку в кошелек - перемены не вышло. Тогда Ланко и
понял: обделила его голубая змейка за то, что пожадничал на даровщину.
Сказал об этом Лейку, и кошелек на глазах стал прибывать. Домой пришли
оба с полнехонькими кошельками, отдали свой песок и золотые плиточки
семейным и рассказали, как голубая змейка велела.
Все, понятно, радуются, а у Лейка в доме еще новость: к Марьюшке
приехали сваты из другого села. Марьюшка веселехонька бегает, и рот у
нее в полной исправе. От радости, то ли? Жених верно какой-то чубарый
волосом, а парень веселый, к ребятам ласковый. Скоренько с ним
сдружились.
Голубую змейку с той поры ребята никогда не вызывали. Поняли, что
она сама наградой прикатит, если заслужишь, и оба удачливы в своих
делах были. Видно, помнила их змейка и черный свой обруч от них золотым
отделяла.
|